Читать книгу Повесть о любви и тьме онлайн на КулЛиб
В то же время, хотя земля Вильны все сильнее горела у них под ногами, он все еще был склонен (а быть может, бабушка Шломит склоняла его) отыскать такую новую страну, чтобы была она не столь азиатской, как Палестина, и чуть более европейской, чем Вильна, все глубже и глубже погружавшаяся во тьму. В 1930—32 годах Клаузнеры подавали документы на эмиграцию во Францию, в Швейцарию, в Америку (несмотря на индейцев), в одну из скандинавских стран, в Англию. Ни одна из этих стран не захотела их: в каждую и в самом деле в те годы устремилось слишком много евреев.
Даже за полтора года до прихода нацистов к власти в Германии мой дедушка-сионист был настолько слеп, что в полном отчаянии от разгула антисемитизма в Вильне попытался стать гражданином Германии. К нашему счастью, немцы тоже отказались принять его.
На всех пространствах Европы очень многие в те годы стремились раз и навсегда избавиться от этих людей, столь лихорадочно влюбленных в Европу, в совершенстве владеющих ее языками, декламирующих ее поэтов, истово верящих в ее моральное величие, ценителей ее балета и оперы, приверженцев ее духовного наследия, мечтающих о ее единстве в постнациональную эпоху, восторженных поклонников ее манер, одежды, моды. От этих людей, сделавших все, чтобы внести и свой вклад в любую область, любым способом вписаться, быть принятыми, побороть ее холодную враждебность пылкими ухаживаниями, добиться ее симпатии, укорениться, стать любимыми…
* * *В 1933 году поднимаются, стало быть, Шломит и Александр Клаузнер, разочарованные приверженцы столь любимой Европы, поднимаются они и младший их сын Иехуда Арье, который только что завершил университетский курс, получив степень бакалавра в области польской и мировой литературы, и эмигрируют скрепя сердце, почти поневоле, в эту азиатскую Азию, в Иерусалим, о котором тосковал дедушка в своих проникновенных и взволнованных стихах со времен своего отрочества.