Передав Торлейву грамоту, послы попросили разрешения поднести Оттоновы дары. Были здесь и шелковые одежды для Святослава, и золотые украшения для Брани и Прияславы, и роскошное, украшенное цветными рисунками Евангелие для Эльги – тоже на латинском языке, как отметил Торлейв, глянув на раскрытые перед изумленной княгиней листы тонкого, отлично выделанного пергамента. Поневоле вытаращив глаза, она рассматривала многоцветные изображения толпы, перед которой какие-то святые держали речи – их отличал от прочих нарисованный над головой золотой круг – каких-то отроков с мечами, благословляющего Христа, самого небесного Бога в окружении ангелов с испуганными и сосредоточенными лицами… Слабо зная священные предания, она не могла по рисункам угадать, что на них изображено, и отложила это до времени, когда отец Ставракий ей растолкует.

Святослав на свои дары едва взглянул – оружия Оттон ему дарить не будет, а еще пара цветных кафтанов его волновала мало. Куда больше он хотел знать о коронации, и Рихер весьма красочно поведал о поездке Оттона с королевой Адельхайд в Рим, где ее также короновали как соправительницу мужа. Так значит, Оттон добился своего – хотя бы римский папа, глава западного христианства, признал его равным Роману августу и превосходящим всех прочих владык. Новость была важная и отчасти тревожная; думая об этом, Эльга и Святослав часто переглядывались, будто спрашивали друг друга: ты слышишь? Казалось бы, где мы и где Рим? Никто не ждал от Оттона прямой угрозы для Руси, но не просто так ведь он прислал сюда послов. Объявив о своем новом достоинстве, он тем самым притязает на влияние, хотя бы духовное, не менее чем семейство из Мега Палатиона, из чьих рук получила крещение сама Эльга.